Отец
Увеличить Мое поколение знает о войне в основном по учебникам истории, по книгам да кинофильмам. Я не исключение. Но однажды...
В тот день мы смотрели по телевизору фильм "Блокада". Дома собралась вся семья. Когда фильм закончился, отец выключил телевизор и со вздохом произнес:
- В жизни немного не так было, ну да ладно... Мне фильм понравился, и я попытался возражать:
- Вечно ты недоволен, батя, и все тебе "не так",- буркнул я.
- Олег, не спорь с отцом! - вмешалась мама.
- Ну почему же отцу можно судить о фильме, а мне нет?
- Ты, сынок, судишь об увиденном со своей колокольни,- сказал отец,- а я, прости за высокопарность,- из своего блиндажа.
Потом он подошел к столу, вынул что-то из ящика и протянул мне. У меня в руках оказалась медаль "За оборону Ленинграда". Я внимательно посмотрел на отца, и мне стало как-то неловко.
- Что же все-таки, батя, было не так в фильме? - уже другим тоном спросил я.
Вместо ответа отец протянул мне пачку фотографий. Мне раньше казалось, что отец никогда не будет стареть. И только посмотрев фотографии военных лет, я обратил внимание, как много у него появилось седых волос, морщинок вокруг глаз.
- Ты хочешь знать, что было на самом деле? - отец взял у меня из рук пакет с фотографиями.- Я не буду категоричен. Может быть, писатель и прав. Он ведь описывал события глобально, осмысливая их за всех нас, вместе взятых. Но лично мне блокада Ленинграда запомнилась не только одними ужасами. Да, мы мерзли, голодали, хоронили товарищей. Но, понимаешь, вместе со всем этим была и жизнь. Суровая, военная, горькая, страшная, но все-таки жизнь, черт возьми! Ты ж, наверное, сам читал о футбольном матче в осажденном Ленинграде? Даже в те страшные дни мы умудрялись петь и плясать. Вот посмотри.
Отец вынул из пачки пожелтевшую фотографию. На групповом снимке перед объективом замерли молодые парни и несколько девушек в военных гимнастерках. У некоторых из солдат в руках мандолины, балалайки, гармошки.
- Меня отыщешь в этой капелле?
- Вот вроде бы,- я указал на сидящего в самом центре группы парня с офицерскими погонами.
- Точно! Это я и есть, а это все - наш ансамбль.
- Сколько же тебе было тогда?
- Снимок сделан в сорок третьем году. Значит, двадцать один год. На Ленинградский фронт меня направили в сорок втором году прямо из военного училища. Наша часть стояла под Пулковом. Держали оборону. Вот в те самые дни блокады я организовал войсковой ансамбль песни и пляски. С передовой одних ведь увозили в госпитали, другим во время короткого отдыха устраивали баньку, а третьим - самодеятельность. А у меня к этому с самого детства страсть была...
Постепенно от грозных дней войны воспоминания увели отца в далекое детство:
- В тринадцать лет в московском парке имени Горького я уже пел и плясал в детском ансамбле, которым руководил сам Александров. Калужская улица, Нескучный сад, берег Москвы-реки - все это места моего детства. Родители из крестьян, но в двадцатых годах переехали в Москву и работали в Первой градской больнице. Живые, энергичные люди. И себя я помню моторным парнишкой. Страшно любил спорт! Живописью тоже увлекался. Еще когда в школу ходил, начал у художников учиться живописному делу.
"Так вот, оказывается, откуда у отца страсть к рисованию",- подумал я. Дома даже есть маслом написанные им портреты - матери и автопортрет.
- Чего же ты в институт физкультуры подался? - прервала мать рассказ отца.- Надо было в Строгановское поступать.
- А это, Катя, чтобы к тебе поближе быть,- рассмеялся отец.
- Правильно сделал, батя. У тебя настоящий тренерский талант. Жаль только, что я единственный твой ученик,- вставил я.
Мои слова были в ту минуту скорее шуткой, но в них заключалась и истина. Если мама первой привела меня на стадион, то отец надолго стал моим самым требовательным, самым придирчивым домашним тренером.
Но в родительском доме был еще один человек, которого за доброту, душевность и чуткость просто невозможно было не любить - мой старший брат Николай, о котором я обязательно должен рассказать.